Шашурин Дмитрий - Лесная Не Вестсайдская История
Шашурин Дмитрий
Лесная не Вестсайдская история
Папа Заяц с мамой Зайчихой устроили Зайчишку в лесную консерваторию.
Учили Зайчишку самые лучшие преподаватели: Петух - чирикать, Индюк -
соловьиному пению, а Воробей - кукарекать. Так уж у них сложилось расписание.
Петух мог бы, конечно, поменяться с Индюком, но тогда Воробью выходило не
с кем меняться. Индюк мог бы поменяться с Воробьем, но тогда ни при чем
оставался Петух. Воробей же с Петухом и сами не стали бы меняться, потому что
тогда выходил грубый намек на что-то непристойное относительно Индюка.
Кроме того, все разговоры о всяких обменах беспочвенны. Индюку за
соловьиное пение платили самую высокую ставку в консерватории - грецкими
орехами. Тогда как Петух получал просо пополам с чечевицей, а Воробей овес,
хотя и в некотором виде полуфабрикатом, но с конюшни. Со всех веток зрения
Индюку какой бы то ни было обмен, что Волку - молитвенник.
Поэтому даже никто даже и не мечтал изменить сложившееся в консерватории
расписание.
Преподаватели совершенствовали и углубляли освоение своих предметов.
Петух с Воробьем все свободное от лекций время работали над собой
самостоятельно. Петух - чирикал. Воробей - кукурекал.
Они занимались этим так усердно, что не только никогда не вспоминали о
собственных голосовых данных и возможностях, но даже и сны им снились строго
соответствующие расписанию: Петуху - чирикальные, а Воробью - кукарекальные.
Индюк пошел еще дальше, еще самостоятельнее углубился в предмет, и ему уже
даже не снилось соловьиное пение, а снилась самая глубокая, сокровенная
теоретическая основа соловьиного пения и, пожалуй, точнее сказать, всего
вокально-музыкального искусства, которая в очищенном виде напоминала стройную,
как кристалл, структурную формулу. Она снилась совершенно отчетливо, она будто
вызванивала, высвечивала искорками ребрышек и граней:
- Шалты-балты, шалты-булты! Индюк-испусти-красные-сопли!
Но когда Индюк просыпался, такая ясная в сновидении формула тускнела,
будто ее окутывал туман, и пропадала из сознания.
Зайчишке тоже хватало забот. Чем дальше Зайчишка учился, тем хуже он
чирикал и кукарекал, не говоря уже о соловьином пении.
Спасибо еще, что никто ничем, кроме как Зайчишкиными отметками, не
интересовался. Постепенно Зайчишка стал подумывать, что дело не в науке, не в
учении, а в чем-то другом.
К тому времени как он получил диплом об окончании лесной консерватории,
Зайчишка, наконец, понял, что талант - главное, только талант, все остальное -
трын - заячья капустка.
Мужественное это открытие помогло Зайчишке принять твердое решение
посвятить свою жизнь спорту. Он без сожаления бросил музыку и поступил
тренером в лесную спортивную школу. Тренировать слонов в ужином ползанье.
Нашлись в лесу и такие, что сочли Зайчишкин поступок сомнительным, и
такие, от кого не услышали ничего, но все согласились в конце концов, что это
дело обычное, банальная история об Зайчишке не совсем на своем, или об
Зайчишке совсем не на своем, или об Зайчишке на чужом месте.
Осталось Зайчишку оставить в покое, забыть его банальную историю. А она не
забывается - Зайчишка-то на виду. У Зайчишкиной жены - манто. В Зайчишкиной
норе - рояль, ковры, телевизор. На кухне холодильник, набитый кочерыжками. И
сам Зайчишка счастлив.
Судить Зайчишку не за что. Работает, не ворует. Только что не на своем
месте.
Нашлись в лесу и такие, что совсем отвернулись от Зайчишки, и такие,
которые совсем повернулись к Зайчишке, и такие, у кого не заметили никак
